сказки Неблагого Двора

[molena]

к игре "Последняя Дверь" мы с родичами написали несколько сказок о Неблагом Дворе, которым мы, собственно, и выезжали
поделюсь-ка я своими, вдруг кому интересно будет почитать


Сказка про барда
В давние времена жил на свете бард, чья слава бежала впереди него, и не было такого селенья, дома, замка или дворца, где не были бы ему рады, не предложили бы вина, еды и постели в обмен на пару песен. Он не стремился к богатству и готов был играть для всех, кто хотел слушать, потому раз за разом отвергал предложения где-нибудь осесть и стать придворным музыкантом. Так и ходил он по всем дорогам, нигде не задерживаясь подолгу, играя в городах и деревеньках, хижинах и роскошных домах, везде и всюду, где ждали его и его музыку. Однажды ночь застала барда в дороге, идущей через дикие края, нигде поблизости не светилось ни одного огонька, лишь стоял безмолвный вековечный лес, в котором изредка встречались небольшие опушки. На краю одной из них он и решил остановиться на отдых – опушка как опушка, тихая, безветренная, мягкая трава и полевые цветы, небольшой холм посередине, да купол звездного неба над головой. Там он и уснул.

А проснулся – в огромном зале, способном по роскоши своей поспорить с тронным залом замка Штормфорт. Зал этот был полон людей… Но нет, всмотрелся бард и понял, что окружают его вовсе не люди – не встречал он среди людей ни столь прекрасных ликом мужчин и женщин, ни обладателей человеческих тел и оленьих ног, ни крылатых созданий с голосами, напоминающими перезвон колокольчиков. Сомнений не было – выбранная им для привала поляна была не обычной лесной опушкой, а выходом из Холма фей, и проснулся он уже внутри Холма.

Внезапно дивные создания расступились, и к барду подошла женщина, прекраснее которой он не видел: кожа ее была белее снега и словно бы светилась, платье цвета зимней ночи, струясь, ниспадало до земли, в длинных черных волосах сверкали звезды, а голова ее была увенчана диадемой, похожей на венок из ветвей, покрытых инеем.

– К нам пожаловал незваный гость, – сказала она, и в голос ее звучала вечность. – Зачем же ты пришел?
– Простите, госпожа, но я всего лишь уснул на лесной поляне, а проснулся уже здесь, – кое-как сумел выдавить из себя бард, которому никогда прежде не приходилось мучительно подбирать слова – обычно они сами лились из него кружевной вязью.
– Что ж, такое случается с неосторожными людьми, которые не умеют правильно выбирать место для сна, – кивнула красавица. – Ты знаешь, куда попал?
– В Холм, госпожа?
– Ну, хоть что-то тебе известно, неосторожный человек, – рассмеялась женщина, и в смехе ее искрились льдинки. – Что же нам теперь с тобой делать?
– Может быть, Вы просто отпустите меня восвояси, госпожа?
– О, мы никогда и ничего не делаем «просто»! К тому же нельзя попасть в Холм и уйти отсюда, не заплатив нам за гостеприимство.
– Заплатить? Но у меня ничего нет, только смена одежды, пара монет да лютня.
– А говоришь, что ничего нет. Ты заплатишь нам музыкой, хорошая музыка намного ценнее денег и драгоценностей. Надеюсь, твоя достаточно хороша. Играй же.

Бард достал свою лютню и заиграл. Поначалу он играл неуверенно, нащупывая мелодию, пришедшую к нему во сне на этой случайной опушке, мелодию, незнакомую ему самому, мелодию, где покой летнего утра переплетался с холодными зимними ветрами, где все живое умирало и возрождалось, и лишь вечность, звучавшая в голосе прекрасной Владычицы Холма, едва слышно вплетала в музыку свои таинственные ноты. А феи слушали – внимательно и, казалось, с недоверием, беззвучно, неподвижно и словно не дыша, но вот, будто прозвучал лишь им понятный сигнал, все, кто был в огромном зале, начали танцевать какой-то сложный, непонятный и удивительно слаженный танец, в котором каждый занимал свое место и каждый совершал свои, ни на что не похожие движения.

– Нам понравилась твоя музыка, – сказала женщина, когда мелодия подошла к концу. – И мы хотели бы наслаждаться ею как можно дольше. Оставайся здесь, в Холме, и у тебя будут самые благодарные слушатели, самые щедрые дары и долгая жизнь.
– Простите, госпожа, но я не могу остаться. Музыка зовет меня в дорогу, она не принадлежит никому и, в то же время, принадлежит всем, ей постоянно нужны новые слушатели и новые переживания.
– А мы не можем отпустить тебя так скоро. Да и новых переживаний здесь хватит еще надолго – поверь мне. Я не хотела бы удерживать тебя силой и потому предлагаю: оставайся с нами столько, сколько сможешь. А когда желание уйти станет невыносимым, просто скажи мне об этом. – С этими словами она развернулась и пошла прочь, не дожидаясь ответа.

И бард остался. С удивлением он понял, что не так уж хочет уйти из Холма, а еще – что его переполняют новые мелодии. Так сменялись дни и ночи, о ходе которых можно было лишь догадываться, роскошные пиры шли сплошной чередой, бард играл – и музыка словно сама собой рождалась из его лютни, феи слушали или танцевали свои удивительные танцы, и никто не думал о времени. Иногда Владычица Холма беседовала с бардом, но эти долгие разговоры почему-то совершенно не отпечатались в его памяти, он помнил лишь ее глаза и переливы голоса, да еще что-то о судьбе, от которой невозможно убежать.

Но вот однажды он проснулся и понял: пора. Собрав свои нехитрые пожитки, бард вышел в пиршественный зал и тут же встретил Владычицу.

– Ты уходишь, – сказала она, и в словах ее не было вопроса. – Что ж, я провожу тебя.

Они вышли из Холма в рассветной дымке, знакомая барду опушка блестела росой, листья на деревьях горели осенним багрянцем.

– Ты заслужил награду, человек. Отныне твоя музыка будет затрагивать сердца и души твоих слушателей и никого не оставит равнодушным. Но помни, что есть мелодии, не предназначенные для ушей смертных. – Владычица Холма медленно исчезла, лишь прозвенели в воздухе ее прощальные слова: – Знай, ты всегда можешь вернуться сюда, но уже навсегда.

Бард поежился, словно от забравшегося под одежду порыва ледяного ветра, и ушел, не оборачиваясь. Через несколько часов он вышел к селению – небольшой деревеньке, жители которой побаивались лишний раз заходить в лес. Расспросив их, бард понял, что отсутствовал в мире людей немногим более семи лет, хотя ему казалось, будто прошло всего несколько месяцев.

Владычица сказала правду – теперь его музыка обладала волшебной силой. Она могла заставить людей смеяться до упада или плакать навзрыд, при ее звуках смягчались жестокие, слабые становились сильными, выздоравливали больные и утешались безутешные. Слава барда, померкнувшая за семь лет его отсутствия, не только возродилась, но и возросла настолько, что спустя три года привычных скитаний он был приглашен выступить в самом замке Штормфорт пред ликом его повелителя.

Поначалу все шло как обычно – музыка лилась и творила свои чудеса, она смягчила даже суровый лик короля, а уж его многочисленные придворные радовались как дети. Но тут пред взором барда мелькнуло лицо, которое он и не думал увидеть вновь, черные волосы, волны темно-синего шелка – без сомнений, это была сама Владычица Холма. И руки музыканта сами собой начали играть мелодию, которая пришла к нему после первого пробуждения в Холме. Она лилась и лилась, заполняя собой огромный чертог, и лица всех собравшихся в нем переполнял неземной, невыносимый восторг. Увидев, как кто-то упал, бард попытался остановиться, но это ему не удавалось. Так он играл до полного изнеможения, а перед глазами стояло лишь лицо Владычицы, губы которой тронула печальная улыбка. Очнувшись, бард увидел, что богато украшенный пол зала покрыт бездыханными телами тех самых людей, которые еще так недавно радовались его музыке. Он не помнил, как выбрался из замка, как покинул город, и пришел в себя лишь на дороге. С тех пор никто из смертных не видел его. Но поговаривают, что он вернулся в Холм. А еще говорят, что он до сих пор там, хотя с тех давних времен сменилось множество поколений.



Этой сказки на сайте игры не было, мастера обещали запустить ее непосредственно в игру, но не знаю, запустили ли.

Правдивая история о леди Аллетейе, матери леди Уны
Ну что ты на меня так недоверчиво смотришь? Я при королевском дворе сорок лет прослужил, столько всего навидался – и как Лорд наш нынешний, тогда еще принц, от братьев своих избавлялся, и как корону он надел, и как по фрейлинам бегал, и как женился, и как жена от него сбежала, всякого порассказать могу – и все чистая правда. Что, про королеву рассказать? Ну, почему бы и не рассказать. Слушай, только не перебивай, пожалуйста, я человек простой, по-умному говорить не обучен, да и выпил уже, собьюсь – так и не смогу продолжить.

Так вот, правил тогда наш Лорд всего-то лет пять как, вел себя, как и положено королю – гонял придворных, тискал фрейлин, завел пару фавориток, казнил и миловал, ну да что об этом рассказывать.

И тут появляется она. Ага, вот именно, что появляется. Не так, как приличным придворным дамам положено – родственники вельможные, представление ко двору с реверансами, лобызание королевской руки и все такое прочее. Нет уж, эта явилась буквально из ниоткуда, вся из себя цаца, кудри, глазища, шелка заморские, украшения невиданной работы, походка величавая – королева королевой. Вчера еще не было, а сегодня уже есть, и откуда прибыла и какого роду никто не ведает, да и сама она какая-то странная, так и веет нечеловеческим. А ведет себя в замке, будто у себя дома. Лорд-то наш на охоте тогда был, а как вернулся через неделю, увидел эту кралю, так лицом и переменился. «Кто ты такая?», - говорит. А она и отвечает: «Меня зовут Аллетейя». И ни словечка больше, ни положенных реверансов с поклонами, нос задрала, словно это король ей кланяться должен, а не она ему. И вот ведь что странно: другого бы наш Лорд велел гнать прочь, да и то в лучшем случае, мог и к палачу отправить или велеть собаками затравить, а этой – улыбнулся только и говорит: «Добро пожаловать в Штормфорт, леди Аллетейя».

А через три дня они уже свадьбу сыграли. Все знатные семейства, мечтавшие под короля дочку-другую подложить, локти грызли, фавориток Лорд по домам отправил, а новая королева выбрала себе несколько фрейлин – молодых и красивых, нужно сказать, но роду совсем незнатного. Зато они пели красиво. А танцевали так, что глаз не оторвешь.

Жил наш король со своей молодой королевой – душа в душу. Почти и не расставались, всюду вместе, она даже на заседания совета являлась – пришлось второй трон ставить. Лет десять прожили, а детей все нет и нет. Кто-то из придворных-завистников уже начал довольно ручки потирать: королева-то бесплодна, а значит, прогонит ее наш Лорд, как же без наследников. И тут вдруг началась какая-то непонятная суматоха, леди Аллетейя в своих покоях закрылась, служанки бегают, фрейлины суетятся, а Его Величество сидит в тронном зале и крутит в руке цепь с Топазом Власти. А потом подбегает к нашему Лорду одна из фрейлин королевы, что-то тихо так говорит – никто и не услышал, и король начинает смеяться – ох, и громко он смеялся, аж уши закладывало, голову запрокинул, грудь ходуном ходит. А как успокоился, так и говорит: «Радуйтесь, подданные, у меня родилась дочь! Первая дочь в роду Лордов Штормфорта! И зваться ей Уной».

И вот ведь что удивительно: никто и не догадывался, что королева на сносях, она и выглядела, как всегда, и танцевала, и верхом каталась, ни живота, ничегошеньки. А к вечеру спустилась из своих покоев – свежая, как майская роза, словно это и не она вовсе дитя рожала. Только глаза какие-то грустные, правда, тут уж врать не стану, я это мог и после додумать, зная, как оно все вышло в итоге. Но вот что точно знаю: в эту ночь король с королевой впервые поссорились. Не на людях, конечно, в своих покоях, но мне тогда подружка-горничная рассказала – она через дверь слышала, как леди Аллетейя плакала и даже бранилась, почему-то ей имя маленькой принцессы не понравилось – вот ведь ерунда какая. Наутро же всполошились няньки – вчера малютка была самой обыкновенной девочкой, разве что глазки необычного лилового цвета, а сегодня у нее откуда-то взялись кошачьи ушки. Миленькие, говорят, но что ж это за принцесса Штормфорта с кошачьими ушами? Король помрачнел, леди Аллетейя ходила с ледяным видом, аж морозом веяло, если вблизи оказался. А через несколько дней королева исчезла так же, как появилась – никто и не заметил ее ухода, хотя у нее одних платьев с украшениями на пару возов было – и все пропали. Тут все окончательно поняли, что это какая-то фейри окрутила нашего Лорда, а как все раскрылось – так и сбежала в свой Холм и никто ее больше не видел.

А Лорд что? Ну, погрустил немного, к нему еще тогда советники все лекарей с волшебниками таскать пытались, но король их всех гнал, а потом и утешился. Завел пару фавориток, женился на какой-то дурочке из хорошей семьи, нарожала она ему сыновей, так и пошло все по-прежнему. Только дочку-то Лорд все равно любил, расстроился даже, когда она пропала, а ведь когда сыновья друг друга убивать принялись – ну, заведено так, что поделаешь – только смеялся. Искать, правда, не стал, ну и правильно, наверняка она к матери ушла, там ей и место.



Сказка о волшебных зернышках (авторство lastcure при моем содействии)

Случилось однажды так, что установилась в Сказочной Стране крайне ненастная погода. То ли колдуны между собой чего не поделили, то ли богов не уважили - но сперва грозы с градом всю ярь пожгли и выбили, потом затяжные осенние ливни помогли сгнить овощам на полях, а бесснежная и морозная зима погубила озимые посевы. Мудрено ли, что зиму селяне и горожане едва пережили, а по весне и вовсе туго пришлось? Пока в казне золото еще водилось, покупал Владыка у сопредельных держав зерно, а как оскудела казна, так и начался голод в городах и деревнях.

В одной деревеньке, затерянной в глуши, жил крестьянин по имени Карло. Он любил жену и детей, был трудолюбив и с удовольствием возделывал свой надел земли, но богатства не нажил - разве что в урожайные годы удавалось отложить пару монет на черный день. Только вот когда этот черный день настал, монеты оказались бесполезными - на них нельзя было купить даже кусок хлеба, ведь хлеба не было ни у кого. Нужно отметить, что Карло был обычным селянином - недалеким и суеверным, но голод не тетка, а дома еще и дети голодные, вот и решил бедолага с отчаянья заглянуть в густой лес, начинавшийся за восточной околицей деревни. Лес этот был необычным - ни дорог, ни тропинок, только густо сплетенные ветви деревьев, под пологом которых было сумрачно даже в солнечный день. О нем рассказывали страшные истории, говаривали, что по ночам из чащи доносятся странные голоса, пение и смех, а смельчаки и дураки, решившиеся войти в лес, никогда не возвращались.

"Если в этот лес никто не ходит, - подумал Карло, - значит, там могут найтись хоть какие-то ягоды или съедобные корешки. А если повезет, то и какой-нибудь непуганный кролик забредет в мои силки". С этим он обнял жену на прощание, взял корзинку и свои силки, да и пошел в лес. Идти было трудно: плотно сплетенные ветки так и цеплялись за одежду, а временами норовили выколоть глаз, землю устилал толстый ковер палой листвы и под ним никак не удавалось разглядеть ямки, в которые постоянно проваливался бедный Карло, к тому же становилось все темнее. Вдобавок ему не попадалось ничего съестного, да и дичь не то попряталась, не то и вовсе здесь не водилась - ишь, даже птичьего щебета не слыхать, а ведь самое время.

Но не возвращаться же с пустыми руками - и упрямый крестьянин шел и шел вглубь леса. Он был настолько голоден, что мог думать только о еде и о том, как накормить семью, поэтому уже не мог ничего бояться. Карло совсем забыл о времени и отдыхе, и неудивительно, что через несколько часов блуждания по лесу на голодный (вчера кору какую-то сварить пробовали, чуть-чуть сжевали, но очень уж горькая и твердая оказалась!) желудок он споткнулся о какой-то корень и свалился без сил. Уже на грани забытья Карло увидел звездное небо (а вышел он, надо сказать, рано поутру) и понял, что выбрел на какую-то поляну. Так он лежал, не в силах пошевелиться, и ожидал прихода смерти. Как вдруг сквозь туман, окутавший его сознание, крестьянин услышал чей-то голос:

- Эй, ты, невежда, чурбан деревенский, чего разлегся прямо у моих ворот? Убирайся-ка отсюда живо! Или давно по твоим рёбрам не гарцевали Лунные жеребцы?

С трудом разлепив глаза, Карло увидел высокого черноволосого мужчину. Кожа незнакомца была смуглой, но почему-то не вызывала мысли о солнце, роскошный костюм из темно-зеленого шелка дополнял расшитый дивными узорами бархатный плащ, сколотый пряжкой с крупным изумрудом. Крестьянин только было удивился тому, что столь богато одетый господин делает в непролазном глухом лесу, как разглядел заостренные кончики ушей, выдававшие в незнакомце эльфа. За его спиной явно просматривались очертания Холма - тайного обиталища эльфов.

- Простите, добрый сир, но у меня нет сил даже чтобы отползти прочь... Я умираю от голода, добрый сир...
- Умираешь? Вот еще удумал! Сдохнуть у моих ворот, как же! Ты что, хочешь, чтобы мои гончие, мои лучшие во всём графстве гончие обожрались твоей мертвечины и утратили чутьё? Ты надумал на триста лет вперед испортить мне охоту? Нет уж, не бывать по-твоему! Набей своё ненасытное брюхо, - с этими словами эльф бросил бедняку маленький, с серебряную монету размером, хлебец, - и убирайся прочь немедля!

Карло осторожно подобрал хлебец. Когда он был еще мальцом, прабабка Роза рассказывала ему, что не стоит есть ничего выросшего или состряпанного в Холмах. Еще она пугала ребятню страшными рассказами о судьбе простофиль, не знавших этой простой вещи. Но запах свежевыпеченного хлеба так дразнил, а желудок так больно сжимался от голода, что Карло плюнул на все предостережения и сунул волшебный хлебец в рот целиком.

Вкус у этого хлебца был ещё лучше, чем аромат. Медовые пряники, которыми он объедался в детстве и которыми, если верить пройдохе-торговцу с ярмарки, завтракает сама королевна, показались бы плесневелым ржаным сухарем в сравнении с этим хлебцом. А ещё Карло, не успев дожевать волшебный хлебец, с удивлением понял, что сыт и даже слегка объелся.

- Ты что, уснул там, деревенщина? - прозвучал нетерпеливый окрик эльфа. - Или в самом деле помирать надумал?
- Добрый сир, я и не знаю как благодарить вас, - начал было Карло, но эльф вскричал:
- Ты отблагодаришь меня тем, что уберешься отсюда сей же миг, пока я не потерял остатков терпения!
- Но, добрый сир, умоляю вас! - в отчаянии упал на колени Карло. - Вы утолили мой голод сейчас, но мне негде добыть пропитание, и через день-другой мне снова придётся придти сюда помирать! А как же моя любезная супруга и пятеро малых детей? Их мне тоже кормить нечем! Умоляю вас, сжальтесь над нами, добрый сир! Хотите, я приведу жену и детей сюда, чтобы они слезами омыли ваши сапоги?
- Убирайся отсюда сей же миг! - в ужасе воскликнул эльф. - В сундуке своей жены найдёшь ты мешочек с зерном. Разбросай его на непаханном поле, затем три раза сплюнь, дважды присвистни и отвесь себе оплеуху. После чего иди домой и не показывайся на поле три дня и три ночи. На четвертое утро на рассвете приходи с серпом и мешком - урожай собирать. Да не вздумай прийти раньше или рассказать кому, где взял семена - горько пожалеешь!

Карло удивился про себя всем этим странным наставлениям, но не сказал ни слова поперек - слишком уж был он удивлен и напуган. Эльф, взглянув на Карло еще раз, вдруг притопнул ногою, обутой в красивый башмак из зеленой кожи с серебряной пряжкой, и ноги сами понесли нашего крестьянина прочь из чащи. Остановиться Карло смог только на границе леса. Переведя дух, он поспешил домой.

Вбежав в свою избушку, Карло принялся копаться в сундуке своей жены, том самом, в котором она хранила приданое. И действительно, на дне сундука он обнаружил холщовый мешочек с мелкими зернышками, похожими на семена какого-то сорняка. Карло уж было подумал выбросить их, а лучше - отдать жене, чтобы она сварила из них похлебку детям, но вспомнил странный вкус того хлебца и подумал - а чем судьба не шутит? Может, и вправду поступить так, как присоветовал ему эльф?

Ничего не сказал Карло жене, которая смотрела на него, как на помешанного. Ничего не сказал плачущим от голода детям. Выскочил из дому, сжимая мешочек с зернышками в кулаке, и побежал за дальнюю межу, на поле, принадлежавшее старику Фергюсу. У того не было ни коня, ни плуга, и лопатой землю он не ковырял по этой весне - что толку, коль сеять уж нечего? И на непаханном том поле сделал Карло всё так, как велел ему эльф. Вернулся домой - и как язык проглотил, на все вопросы только и отвечал: "Подожди, жена, подождите, детки, скоро будет у нас хлебушка вдоволь". Но ни слезами, ни просьбами не могли его умолить рассказать, откуда возьмется тот хлеб и где вырастет.

На рассвете четвертого дня, сам не свой от нетерпения и голода, Карло брёл к дальней меже. Ни травинки не росло вдоль дороги - что не обглодали козы, оборвали хозяйки, и земля чернела, голая, как будто после пожара. Но подойдя к полю старика Фергюса, Карло вскрикнул от удивления - там, где разбросал он зернышки, выросли высокие, тяжелые, налитые восковой медью колосья. Они не были похожи ни на пшеницу, ни на ячмень, ни на гречиху, эти колосья, и зерен таких крупных Карло не видывал за всю свою жизнь, даже на ярмарке близ Стены, куда каких только диковинок не свозили.

Карло диву давался - как только эти колосья вырослии вызрели всего лишь за три дня и три ночи? И как получилось, что никто не приметил и не сжал их раньше? Впрочем, так ли это важно, когда колосья - вот они, и они дадут пищу всей семье? Не задумываясь боле, дрожащими руками Карло срезал колосья, связал их в сноп и, завернув этот сноп в мешок, понес домой. По пути он встретил нескольких односельчан, но никто не заметил ничего, лишь слабо кивали ему, здороваясь. Это тоже удивило Карло, но мысли о румяном хлебе мешали думать о чём-либо еще.

обмолотив колоски о плетеный короб - жаль было бить такую красоту цепом - Карло отобрал пригоршню зернышек в тот самый холщовый мешочек и спрятал за пазуху. Остальные зерна отдал жене, и велел смолоть и напечь хлеба, на сколько хватит муки. Жена смеялась и плакала от счастья, и лепешки, которых напекла она, были от того чересчур солоны - но кто стал бы придираться после стольких недель впроголодь! А лепешки оказались такими же чудесными, как и хлебец, которым насытился Карло - ну, может, не совсем уж такими, но одной лепешки хватило, чтобы накормить досыта всю семью.

Так голод позабыл дорогу в дом Карло. Во второй раз он оставил не одну, а две пригоршни зернышек на посев. Муки от этого урожая хватило, чтобы накормить чудесным хлебом всю деревню. Доброе сердце Карло не позволило ему набивать брюхо и смотреть, как умирают от голода односельчане. А там и из соседних деревень, прослышав о чуде, потянулись те, кто еще мог ходить. Карло и его жена досыта кормили гостей, давали им немного зернышек и слово в слово повторяли, как эти зернышки сеять, как и когда жать. Вот только ни слова крестьянин не сказал о том, откуда взял чудесные семена. Врал односельчанам и соседям про могущественного волшебника, который сжалился над умирающими от голода селянами и подарил зачарованные зернышки - с теми самыми условиями и со строгим запретом условия эти нарушать. Кто верил, кто делал вид, что верил - но Карло слушались, и собирали урожаи чудесного зерна, и пекли чудесный хлеб, и голод отступал...

Но в одной из деревенек нашелся любопытный сорванец, которому захотелось увидеть, как же вырастают из земли волшебные колоски. Украдкой убегал он из дому, прятался за кустом или в ямке и поглядывал на поле, пытаясь увидеть, как молодые стебли пробиваются к солнцу. Но ничего не довелось увидеть мальчишке ни в первый день, ни во второй. Но когда подкрадывался он к посевам на закате третьего дня, то услыхал вдруг чуть слышную мелодию удивительной красоты. Скрипка и две флейты в три голоса выводили песню, никогда не слыханную ранее - и в то же время странно знакомую. Заслушавшись, паренек встал во весь рост и увидел, что над полем порхали странные, огромные бабочки, похожие на людей, а посреди поля, на голой земле сидела девушка в длинном платье из тонкой, почти прозрачной ткани цвета полуночного неба. В руках девушки не было видно ни скрипки, ни флейты, но музыка продолжала звучать. Зачарованный, мальчишка сделал еще несколько шагов. Девушка, услышав его шаги, обернулась, и сорванец ахнул, ослепленный её красотой.

Мальчишку нашли утром на дороге, на полпути от поля к деревне. Он лежал в беспамятстве, но при этом снова и снова шевелил губами, словно пытаясь прошептать что-то. Знахарь, за которым послали тотчас же, лишь развел руками, увидев мальчугана.

А колосья в тот раз уродились еще крупнее, чем обычно. И не только в той деревне, де жил непослушный мальчишка, но и во всех прочих, куда донесли чудесные зернышки, добытые Карло. Рады были крестьяне, но недолго длилась их радость - горьким оказался хлеб, испеченный из муки нового урожая, и не утолял он голод, но терзал внутренности изнутри. Знахари и лекари не могли изыскать средства против этой неведомой хвори, и в три дня сходил в могилу любой, кто хоть кусочек горького хлеба отведал. А кто не помер, тот собрал свои пожитки и бежал прочь из тех мест.

С тех самых пор обезлюдел тот край, сорняками давно заросли поля и лес, разросшись, поглотил не одну бывшую деревню. Мало кто рискует селиться там, где начался непонятный мор - ведь никто доподлинно не знает, что увидел тот мальчишка, да и сам он о том позабыл...

Comments

[http://users.livejournal.com/linna_/]

Вторая понравилась. )

[knjazna.livejournal.com]

Прекрасные. Спасибо.

[molena]

рада, что понравились)